В своём саду смотрела в небо Ведамира, словно пытаясь что-то в нём узреть. Светослов возник неподалёку от неё. Он подошёл к супруге и произнёс:
— Теперь не будет наш народ волненьями плодиться. К тому же — понял Елизар мой тайный ход.
— Ты был у Елизара? — удивилась Ведамира.
Светослов кивнул:
— Мы встретились, он ждал меня. И, выслушав, одобрил такой подход к туманным временам.
Светослов осмотрелся. Он сел в траву, вздохнул и улыбнулся. Ведамира присела рядом. Ведун прикрыл глаза, в глубинный мир внезапно погрузившись…
И вдруг его внутреннему взору предстала картина тех холмов, где Яросвет нашёл себе пристанище…
Ведун открыл глаза и с уст его слетели фразы:
— Яросвет? Но почему?.. Какая в том причина? В чём суть такого отреченья?
— Ты увидел Яросвета? — вздрогнула Ведамира.
— Да. Среди холмов туманных он один. Столько лет мы не знали о нём ничего.
— Как странно… Я нынче тоже видела его, но вроде как во сне. А может, то была живая суть видения… Но странная и жуткая была картина та.
Ведамира смотрела куда-то в пространство.
Светослов спросил:
— И что в ней было жуткого?
— Он превращался в птицу — огромную и мрачную… Так я поняла; хоть видела лишь то, как птица та вдруг превратилась в Яросвета.
— Ну и дела, — вздохнул Ведун. — Пожалуй, нам придётся потрудиться… и окончательно усвоить все пути.
Ведамира напряжённо посмотрела на супруга.
В это время из дома выбежал Мирослав. Он подбежал к родителям и рядышком присел.
— Доброе утро, мама и папа, — сказал Мирослав и задумался.
— Доброе утро, сынок. А где же Родосвет? — спросила Ведамира.
— Он выйдет сейчас. Только сон свой досмотрит, — ответил Мирослав. — Сегодня как-то рано вы проснулись.
Он посмотрел на маму, потом на отца и снова задумался.
— Да, Мирослав, бывает, что не спится… И рано дух взывает к бодрости и новым размышленьям, — ответил отец, глядя на сына. Он что-то в нём заметил новое и спросил: — А ты чего такой задумчивый с утра?
— Да я, папа, думаю вот о чём: а может ли человек превращаться в кого-то? Ну, в животное какое-нибудь, или в птицу?
Светослов слегка растерялся, но тут же ответил:
— Конечно, может. Человек может превращаться и в животное, и в птицу, но только в том случае, если это очень нужно, если это действительно необходимо. К тому же — дети не должны себя ввергать в такие сложные метаморфозы, как превращения. Нам всем дана такая сила, но пользоваться ею нужно очень осторожно и лишь в критических, безвыходных ситуациях. Ну, к примеру, если нужно спасти кого-то срочно или самому преодолеть рубеж неодолимый. Я, например, умею в орла превращаться… А мама… — Светослов хитро и влюблённо взглянул на супругу; она улыбнулась в ответ и вздохнула. И Светослов, улыбнувшись, продолжил: — А мама лебёдушкой может бывать.
Изумлённый Мирослав с открытым ртом смотрел то на отца, то на мать. Затем он открыто улыбнулся и вымолвил:
— Ух ты… Вот это да…
А Светослов спросил, продолжив тему:
— Но почему тебя вдруг это взволновало?
— Я, папа, просто видел, как превращалась птица в человека, — ответил Мирослав.
— Где видел?
— В сновидении…
Светослов погладил сына по голове и успокоил:
— Мы в сновидениях довольно часто видим что-то необычное, но всё это является сокрытой частью живой картины мира — той, что нам дана для постижения всего живого изнутри. Я, например, когда-то в детстве вдруг во сне заговорил с деревьями, услышав голос их внезапно; а потом, в реальности живой, действительно стал слышать их дивный тайный голос, как озвученные мысли, и так же стал им говорить свои слова — я с ними стал общаться наяву. И в этом состоит общение живое наше со всей природой. И нет такого, чего мы не могли бы воспринять, мы все — в гармонии, и наша мысль живая лететь способна в любые уголки Вселенной и так же точно принимать любые мысли или знаки. Мы чувствуем всё, чем наполнена жизнь. Нам Богом дана эта сила великая — чувства. И так же творим мы согласно мечте, что в сердце таится и знает, когда ей запеть.
Светослов закончил говорить и посмотрел на сына, затем — куда-то вдаль.
Мирослав ответил:
— Здорово… Спасибо, папа; ты меня так сильно вдохновил, что я готов дарить все чувства новым образам, которые рождаются во мне…
— Вот и славно, — ответил Светослов.
Ведамира, всё это время наблюдавшая за сыном, произнесла, с любовью глядя на него:
— Мирославушка, всё у тебя впереди; ты будешь дарить своё счастье Земле и людям. Великая сила в тебе озаряет все мысли и чувства. Но спешка тебе ни к чему, всему — свой черёд, наполняйся пока нашим счастьем, энергией вечной любви.
Тут из дома выбежал Родосвет. Он подбежал к своим родным и радостно воскликнул:
— Радостных дум всем!
Ведамира обняла Родосвета и предложила всем:
— Пойдёмте по саду — подарим ему наши чувства!
И они все направились в глубины родного сада…
…Благодатен и свеж был ветер, дующий со Средиземного моря, он обдавал живительной прохладой раскалённые улицы с их монументальными сооружениями, возвышавшимися в духе времени переломной эпохи с её новыми атрибутами, основанными на возвеличивании архитектуры и всего внешнего, что может казаться неприступным и важным. В одном из таких монументальных сооружений с победоносным фасадом и куполообразным верхом, в шикарной зале с атласными занавесями и широкой террасой находился человек с усталым одутловатым лицом. Одет он был в атласную накидку, ноги его были в резных сандалиях. Звали этого человека Хазир. Он нервно прохаживался по зале, что-то напряжённо обдумывая, а когда поток ветра со Средиземноморья врывался в его покои, он усаживался в своё удобное массивное кресло с высокой спинкой и прикрывал глаза в блаженном успокоении. Рядом с ним стоял палисандровый столик с изогнутыми ножками, на котором громоздилась объёмная ваза с виноградом и фруктами, а рядом высился отделанный резным орнаментом кувшин с вытянутым горлышком. Тут же стояла высокая чаша, наполовину наполненная вином, и скрученный свиток папируса. Наконец раздумья Хазира прервались — в зале появился человек в лёгкой короткой одежде. Он встал напротив Хазира и громко произнёс: